Мифология политики: зачем государствам нужен образ врага
Последние несколько лет образ врага активно транслируется через политическую риторику, средства массовой информации и кино. Государства взаимно налагают друг на друга санкции и обвиняют друг друга в агрессивности и захватнической политике. Для чего нужен образ врага, когда кончится информационная война и почему странам невыгодно снимать друг с друга санкции – в материале «Футуриста».
Политическое мифотворчество: философские основания
Политики умело манипулируют массовым сознанием посредством политических мифов. Они создают концепты социально-политической реальности и устанавливают определенные шаблоны поведения, которыми невольно следуют массы. Причем манипулируя социальными группами, политики и журналисты сами являются носителями мифологического сознания. Поэтому отделить рациональное от иррационального, корысть от нужды в этом винегрете из иллюзий чрезвычайно затруднительно. Политические мифы становятся популярными из-за недостатка объективной информации и общего непонимания: а что вообще является объективным?
Мы привыкли думать о мифах как о древних преданиях с могущественными богами, героями и чудовищами в главных ролях. Часто мы ошибочно отождествляем слово «миф» с заблуждением или даже намеренным обманом. На самом деле, это понятие гораздо глубже. В философии миф определяют как «живое воспроизведение действительности, отличающееся единством чувства и мысли, силы и действия». Проще говоря, это особая форма познания и восприятия, с помощью которой человек пытается победить и осмыслить окружающий его хаос. Древние попытки понять устройство мира сохранились в виде устных и письменных преданий и легенд – и это лишь одна из форм мифа.
Если в античности миф был формой познания мира, то сегодня он является скорее способом побуждения к действию. В современных мифах говорится не о богах, героях и духах предков, а о реальных людях и событиях настоящего и недавнего прошлого. А пересказывают их не рабы и не странствующие певцы, а средства массовой информации. Для мифологического сознания характерен дуализм: разделение мира на два противоборствующих начала. Черное и белое, ночь и день, жизнь и смерть, свои и чужие. Именно последняя дихотомия порождает миф о наличии общего врага, который является движущей силой современной политики.
Понятие «враг» уходит корнями в родоплеменные отношения, когда людям приходилось бороться за выживание в тяжелейших природных условиях. Архаичный мир был враждебным и полным опасностей. Чтобы избежать гибели, важно было объединяться в устойчивые группы и научиться моментально определять, кто свой, а кто чужак. Образ врага со временем сделался инструментом формирования групповой идентичности и укрепления связей в группе.
«Образ внешнего врага способствует интеграции (негативной мобилизации) социума, особенно в условиях внутреннего конфликта. Например, позитивной мобилизации способствует общенациональная идея, общее созидание на благо большинства. А когда этого нет – нужен враг», – комментирует Геннадий Козырев.
В современной политике образ врага помогает сплотить массы против тех или иных государств или социальных групп. В зависимости от конкретных исторических ситуаций образ врага трансформируется и наполняется конкретным содержанием. Чаще всего противник подвергается дегуманизации – то есть, преподносится как агрессивная, кровожадная группировка, недостойная принадлежать к роду человеческому. Враги оцениваются как чужаки, вредящие государству или конкретным социальным группам и ассоциируются в глазах большинства с коварством, насилием и смертью. Фигура врага может быть как персонифицированной, так и коллективной: государства, этносы, идеологии (капитализм, фашизм, социализм) – все они в общественном сознании олицетворяют угрозу общественному благополучию.
Геннадий Козырев, доктор социологических наук и профессор кафедры политической социологии РГГУ, выделяет множество оснований для «поиска» реальных и мнимых врагов. Например, причинами для поиска врагов могут быть аномии – периоды социальных кризисов и состояний неопределенности, когда энергия конфликта, накопленная в обществе, ищет выхода. Не последнюю роль играют и рациональные причины. Это может быть реальный конфликт интересов двух государств или групп. Может иметь место опосредованный конфликт, когда «враг моего друга – мой враг». Государство A может манипулировать B, настраивая его против C – либо кнутом, либо пряником, либо аргументами, которые представляются как рациональные. Не последнюю роль в межгрупповых конфликтах играет идеология или религия. Режимы могут перекладывать на другие страны ответственность за свои действия.
И, наконец, образ внешнего врага служит для подавления внутренней оппозиции. В условиях, когда население страны поставлено перед лицом реальной или сконструированной национальной угрозы, общество имеет сильную потребность в защите и покровительстве, в объединении перед национальным лидером.
«В политике внешнее и внутреннее всегда связаны между собой. Есть несколько принципов связи, и один из них состоит в том, что агрессивная внешняя политика подавляет внутреннюю политику», – комментирует профессор Московской высшей школы социальных и экономических Наук (Шанинки) Григорий Юдин. «Классик политической философии Карл Шмитт полагал, что само существование внутренней политики ставит под угрозу существование государства. Однако человек – существо политическое, и поэтому для того чтобы в обществе существовала политическая солидарность, государство должно противостоять другим государствам. Поэтому перекодировка внутренней политики во внешнюю всегда была эффективным способом справиться с политическими противниками для правителей, которые боятся конкуренции. Если у тебя есть сильный внутренний оппонент, начни войну, внуши людям страх и объяви его агентом внешних врагов – этот рецепт можно увидеть во множестве «методичек» для правителей.
Проблема только в том, что за это приходится платить высокую цену – в обществе распространяются подозрительность, взаимная враждебность, бессилие и выученная беспомощность. Люди объединяются против внешнего врага, но при этом в любом разногласии начинают видеть происки врагов. Но жизнь без конфликтов и разногласий невозможна – когда нет возможности решать их политическими средствами, солидарность в действительности разрушается».
Политолог Илья Морозов пишет, что огромную роль в формировании тревожности россиян сыграла географическая уязвимость российской цивилизации, а так же низкий по сравнению с Европой средний экономический уровень жизни. Это своего рода психологическая компенсация, которая проявляется «в тяге к идеологическим мифам».
Нездоровая конкуренция
Нынешняя внешняя политика России во многом была спровоцирована действиями США и Евросоюза, которые первыми «бросили камень в виде санкций», отмечает Геннадий Козырев. Причинами стало присоединение Крыма, поддержка Донбасса и ситуация в Сирии. Однако смена политического курса России это не только ответная реакция на внешнюю агрессию – причиной стал сложный комплекс внутренних и внешних факторов.
В 2011-2012 годах в российском обществе появился внятный запрос на внутреннюю политику, утверждает Григорий Юдин. Неготовность властей к политической конкуренции спровоцировала перекодировку образа врага: от политических оппонентов к внешним агрессорам. Это сопровождалось резкой сменой политического курса от относительной открытости в 2000-х к закрытости и ужесточению законов.
«После десятилетия затишья стало ясно, что россияне хотят политической конкуренции, публичных дебатов и участия в определении перспектив страны», – комментирует эксперт. «Это можно было легко видеть по показателям умеренной поддержки протеста в обществе – даже те, кто не присоединяется к протесту на улице, обычно с пониманием относится к мотивации протестующих. Однако российские элиты не были готовы к вступлению во внутриполитическую конкуренцию – это потребовало бы от них навыков, которыми они не обладают. Нужно было вступать в дискуссии, объяснять свои действия народу и просить у него активной поддержки. Поскольку такой вид политики совершенно не органичен российским властям, они, после короткого периода колебания, перекодировали внутреннего оппонента во внешнего врага и решили, что внутриполитические конкуренты являются просто инструментами других стран. Поэтому сегодня в России невозможно потребовать отставки высших чинов во главе с президентом – и при этом не быть заподозренным в том, что говорящий действует в интересах внешних врагов. Если невозможно противостояние по ключевым вопросам – это значит, что в стране отсутствует внутренняя политика».
«Монополия в политике и экономике не предполагает развитие демократии. Поэтому в России демократия декларативная, не предполагающая смены политических элит, т.к. им есть чего терять. Иначе можно сменить министерские кресла на тюремные нары», – комментирует Геннадий Козырев.
У политиков в других государствах также может возникать искушение представить Россию угрозой для того, чтобы решить внутриполитические проблемы. Григорий Юдин отмечает, что этот сценарий в последнее время реализуется в США: Демократическая партия пытается объяснять свое поражение на президентских выборах происками России как внешнего врага, чтобы вывести президента Трампа за пределы политического поля.
Восток против Запада: возможно ли примирение?
Атака на массовое сознание оказалась эффективной. Согласно опросу Левада-Центра, в 2007 году 42% россиян считало, что России угрожают многочисленные внешние и внутренние враги. За семь лет это значение выросло в два раза: в 2014 году о наличии врагов заявляло уже 84% граждан. За последние несколько лет резко ухудшилось отношение россиян к США и Евросоюзу. Если в 2012 году мнения о США были распределены в пропорции 50:50, то в мае 2015 более 80% граждан заявили о своем негативном отношении. Напряженность ослабла осенью 2016 года, после победы Дональда Трампа на выборах президента, однако потепление в отношениях продолжалось недолго. Динамика отношения граждан США схожа с российской. По данным Gallup, около 70% американцев относятся к России негативно.
Несмотря на сложности в экономической ситуации, российское общество, похоже, смирилось с западными санкциями. 59% граждан готовы терпеть санкции ради продолжения внешнеполитического курса России на Украине, отмечается в пресс-выпуске ВЦИОМ за март 2017. Число людей, готовых бороться за отмену санкций, существенно снизилось за два года. Уже более чем три четверти респондентов ВЦИОМ (76% в 2017 г. – с 57% в 2015 г.) считают, что России не нужно бороться за отмену санкций, поскольку они обоюдно вредят и нашей стране, и тем государствам, которые их ввели, и поэтому их все равно скоро отменят.
Однако прогноз неутешительный. Политологи считают, что в ближайшее время санкционная война не прекратится.
«Сегодня в санкционной войне, в целом, заинтересованы политики во многих странах – это позволяет ввязать мир в империалистическую войну, снять с себя ответственность и получить мандат на чрезвычайные меры. И все же в странах Европы и Америки нет такого уровня концентрации и централизации власти, как в России, и поэтому гораздо труднее объявить оппонента агентом врага. Внутренняя политика этих стран устроена гораздо сложнее, и потому образ России как угрозы гораздо менее важен для неё, чем та роль, которую образ некоего обобщенного «Запада» как врага играет в России. Это означает, что российское государство гораздо сильнее заинтересовано в сохранении санкций, чем другие государства, и снятие санкций в большей степени зависит от российских властей. Но «антисанкции» превратились в ключевой инструмент удушения российской внутренней политики, и поскольку очевидно, что Кремль не хочет допустить политической конкуренции на выборах 2018 года, никаких шансов на прекращение «войны санкций» в ближайшее время нет», – комментирует Григорий Юдин.
И все же призрачный шанс на примирение есть. Российское и западное общество постепенно устает от пропаганды. «Передозировка» может привести к тому, что образ врага перестанет работать на власть.
«Образ врага хорошо работает и у нас и на Западе, главное не перебрать. А Западу, особенно сейчас, тоже надо гасить свои внутренние конфликты. Примирение реально, но не сейчас. Предпосылкой может стать пресыщение нашего и западного общества. У нас это уже начинается, судя по соцопросам. Россияне уже с конца 2016 года стали меньше поддаваться пропагандистским «сеансам ненависти» – комментирует Геннадий Козырев.
Это означает, что государствам со временем придется прекратить информационную войну и разработать более гибкий внешнеполитический курс – либо появятся другие насущные проблемы, которыми можно будет отвлечь граждан от внутренней политики.
Комментарии